Фильмы о создании фильма "Суини Тодд" из дополнительных материалов к Блю-Рей диску
Часть 1
"Бертон+Депп+Картер=Тодд"
Хелена Бонем Картер: Во всем этом есть что-то вроде судьбы, я нахожу. Как все это случилось. Когда я впервые сошлась с Тимом, он говорил, что обдумывает идею этого мюзикла. И я подумала тогда: «У нас есть одна вещь, о чем поговорить! Мы оба любим «Суини Тодда!» И все. Так что после этого фильма – всё. А, у нас еще появился ребенок, да.
Стивен Сондхейм: Тим Бертон вообще-то приходил ко мне около 20 лет назад. Он с ума сходил по мюзиклу, он видел его в Лондоне. Он провалился в Лондоне на первом показе, а теперь он успешен. Но в первый показ он провалился. Он ходил на него 12 раз, кажется.
Тим Бертон: Я думаю, это было в конце 70-ых или в 80-ом, Лондонская постановка. Эмоции были настолько сильны, и юмор, и графичность. Когда я впервые увидел это, я знал, что это что-то, что впечатлило меня на самом деле очень сильно, это было что-то, с чем я мог соотнести себя.
СС: Я большой поклонник мюзиклов. Но ни один мюзикл, который я написал, никогда не удовлетворил меня самого. И я подумал, что это шанс попробовать снова.
Ричард Занук: Тим – творец, он визуален. И он берется за то, за что большинство режиссеров боятся взяться. Мюзикл – это то, чего он никогда не делал раньше, и я тоже как продюсер никогда не делал их. Это было очень сложно.
ДД: Во всем, что я делал с Тимом, прежде всего меня привлекает Тим, гораздо больше, чем что-либо другое. Петь , ты знаешь, было настоящей сложной задачей. Это была возможность плюхнуться прямо на лицо. И до сих пор есть.
ХБК: Если ты собираешься научиться петь впервые и учить свой первый мюзикл, то это действительно тупо – делать Миссис Лаветт. Сондхейм – это он утвердил меня на эту роль. Это самая сложная партия в мюзикле, он сказал мне это с глазу на глаз. Я была вскормлена на этом, это было моим молоком. Поскольку я никогда не пела раньше, я думаю, это нормально.
*сцена со Суини и Лаветт в окне*
Тим-режиссер: Снято!!! Очень хорошо, Джонни!
ХБК: Я всегда была фанаткой Сондхейма. И я всегда хотела сыграть в мюзикле. Как только я родилась, я хотела этого. Но я никогда не думала, что смогу петь где-либо, кроме как в ванной. Я хотела быть Миссис Лаветт с 11 лет. Поэтому я часто ходила с прическами Миссис Лаветт.
*репетиция сцены танца Лаветт и Тодда*
Тим-режиссер: То, что ты делаешь, лучше, чем ты думаешь.
Джонни: Так что придется удалить это.
ХБК: Мама и папа тоже были большими поклонниками. И они купили партитуру. И я даже помню, как я сидела в своей комнате для рисования, смотрела на партитуру и слушала запись. И я просто балдела от этой музыки.
ТБ: Шоу на Бродвее было бенефисом Миссис Лаветт в некотором роде. Мы изменили это, потому что мы ушли в глубину истории. Это немного меняет тон арий. Но что остается прежним, так это то, что есть кто-то, кто имеет такие же качества, как есть у Джонни, только в другом плане.
ХБК: Я знала, кто будет режиссером. Но я также отчаянно дала шанс моей 11-летней внутри меня пойти на прослушивание. Мы с ним [Тимом] обсуждали это, и он сказал: «Я уважаю тебя как актрису, но это роль для певицы. А ты никогда не пела, так что…» Но я ответила ему: «Неважно, дай мне просто научиться петь! Получу я роль или нет, я всегда мечтала сделать это». Я пошла к замечательному учителю пения, он волшебник. Его зовут Иен Адам. У нас было три месяца. Я сказала ему: «Просто давай попробуем! И я работала, как… Я просто из задницы выпрыгивала!»
ТБ: Это заняло много времени. Но в конце всего этого я понял, что она была верной для этого. Это было забавно, потому что я сделал один рисунок давно, и хотя все мои рисунки выглядят одинаково, я посмотрел на него, и понял, что это Джонни и она. И это немного шокировало меня: «Да, это они!» Поэтому я поставил их вместе и посмотрел на них вместе, и у них было это качество странной парочки.
ХБК: Тим хотел, чтобы мы оба выглядели вроде звезд немого кино. Поэтому нам обоим сделали очень бледную кожу, темные, впалые глаза. Как у Тима. Знаете, этот его обычный вид. Ему нравится бледность, темные впалые глаза. Я думаю, это идет от того, что у него бессонница. У него много автобиографичного, хотя совершенно бессознательно. Он не нарциссичен, но у него всегда получается версия самого себя. Он возненавидит меня за то, что я это сказала… Но пошел он!
ДД: Мои отношения с Тимом – это семья. Я каким-то образом знаю, как он работает и какие он делает пометки. И определенно, ты знаешь, он знает меня намного больше, чем кто-либо другой. С тех пор, как мы сделали наш первый фильм вместе, а это 17 лет назад, мужик! Ты знаешь! Поэтому ты почти даже не хочешь задавать вопрос вроде «А что это?» Я просто знаю, что это, и это то, что важно.
ТБ: Я работал с Джонни так много раз. Я думаю, это один из моих любимых персонажей, потому что мы всегда с ним говорили о старых хоррор-фильмах, и идея создания чего-то такого и видеть Джонни, играющим что-то вроде монстра – это фантастика.
*сцена репетиции бритья в исполнении Джонни*
Тим-режиссер: Я думаю, чем больше пены, тем лучше. Будем продолжать так, Джонни?
Джонни: Ага! Все идет очень хорошо!
ХБК: Я всегда восхищалась Джонни, как и большинство людей, из-за его выборов в качестве актера. Потому что он всегда делал вещи согласно тому, что ему нравится. Он никогда не делал ничего согласно формулам, ради создания карьеры или исходя из того, как он выглядит. Забавно то, что я думаю, что мы в чем-то похожи. Мы не очень-то уважаем свою внешность, и мы умеем накладывать на себя камуфляж, уходя от самих себя. И я думаю, у нас обоих аллергия на то, чтобы смотреть на себя. Я думаю, мы похожи в этом.
ТБ: Я часто так думал о нем [о Джонни], делая фильм: «У него идеальная работа, ему не нужно много говорить, он просто таращится и хмурится, у него мало диалогов. Хотел бы я иметь такую работу!» Но ему пришлось петь! И это все сбалансировало!
ДД: Я помню, лет пять или шесть назад, наверное, Тим пришел навестить нас в нашем доме. Они принес мне компакт-диск «Суини Тодд» в исполнении Анджелы Лансбери. Он сказал: «Ты когда-нибудь слышал это? Возьми и послушай». Я сказал: «Окей!» Послушал и подумал: «Вау! Это интересно!» И вот спустя пять-шесть лет поступает вопрос: «Слушай… Как ты думаешь, ты можешь петь?»
ТБ: Ричард и я говорили однажды, я думаю, это было, наверное, пару месяцев спустя. Мне было комфортно, я знал, что он сможет сделать это, но никто ведь никогда не слышал это [пение Деппа], и поэтому у нас были фантазии вроде того, что он начинает петь, а я вот так закрываю уши и: «О боже, какого хрена…»
РЗ: Мы были на студии, и уже строились декорации, создавали гардероб, набирали актеров, решали другие проблемы. На самом деле студия тратила миллионы долларов на эту картину, но ни один человек на Земле не слышал, как поет Джонни. А он – звезда фильма!
Уолтер Паркер, продюсер: Я думаю, что даже Стивен Сондхейм не слышал, как он поет, до того, как было принято решение, что Джонни будет играть. Посмотрите на список ролей Джонни и вы поймете, что у этого человека очень высокие стандарты. И мы все знали, что если он сказал, то он сможет сделать это. Радовал факт, который немногие знают, что когда он приехал в Лос-Анджелес, он был не актер, а музыкант.
ДД: Все, что я сделал, это позвонил моему старому приятелю, с которым я играл в одной группе годами. Этот парень – певец, солист группы. У него есть студия звукозаписи. Я позвонил ему и сказал, что у меня есть кое-что, что я пытаюсь спеть.
Брюс Уиткин: «Суини Тодд» считается скорее оперой, нежели бродвейской постановкой. Это очень сложно. Много высоких нот, много насыщенных тонов. Ни Джонни, ни я не умеем читать ноты, поэтому нам пришлось использовать уши. Мы были вроде: «Да что это такое?» Довольно смешно, когда пара парней, фанатов рок-н-ролла, пытаются иметь дело с этими удивительными ариями. Но к концу дня были и песня, и певец, и мелодия. Это было сложно, но забавно. Я позвал моего друга, что был выше по лестнице, который умеет читать ноты: «Ты можешь спуститься и объяснить нам, что это на самом деле?» Мы пошли ко мне, выпили немного вина, немного покурили, а потом я спросил: «А ты собираешься петь или как?»
ДД: Мы просто стали добивать их, одну за другой. Первой была «Мои друзья». Это была первая песня, которую я спел. На самом деле, это была первая песня, которую я спел в своей жизни. Ты знаешь, это довольно странно. Да. Пугающе.
БУ: Мы сделали первый дубль первой песни, которая была «Мои друзья», и я сказал: «Есть хорошая новость и плохая новость». Он: «Давай мне плохую». Я сказал: «Плохая новость заключается в том, что тебе нужно это сделать».
РЗ: Однажды я сижу в моем офисе на телефоне. Тут врывается Тим и кладет мне на стол старый кассетный плеер и свои наушники. Я не знал, чего он хотел, потому что он сразу же вылетел. Я положил трубку, надел их и услышал впервые в жизни, как поет Джонни. Я снял их и пошел в офис Тима. И мы пялились друг на друга с великим облегчением. И мы улыбались друг другу самыми огромными улыбками, потому что мы узнали, что у нас есть великолепный голос Джонни Деппа.
ДД: Я не был уверен, что смогу спеть хоть что-то из этого. Я не был уверен. Я думал, что может быть все-таки получится попасть в ноты, ведь у меня есть музыкальный слух. Во многих случаях это была реальная фигня. Например, держать ноту 12 тактов. Это нелегко. Несколько раз я думал: «Я не выдержу!» Ты знаешь, когда ты поешь пять минут, нет воздуха. Я думал, я сейчас как: «Бабах!» Я думал, что красиво спеть может получиться только у настоящего певца.
ТБ: Когда я впервые услышал Джонни, я подумал: «Вау! Это удивительно!» Он поет в некотором роде как рок-звезда. Ему свойственно вносить свою природу в то, что он делает. Я могу сказать это и обо всех актерах. Поскольку они все не певцы, они все приносят в это что-то свое, что-то новое, что-то, что есть в мюзикле, но в то же время это улучшает его.
ТБ: Это была такая удивительная вещь – Саша. Он такая звезда здесь, и он сказал «да», чтобы сделать это. Это заставило меня еще больше уважать его как художника.
РЗ: Это была не наша идея, но он попросил, он пришел в студию записи, где сидели Тим и я. Мы встретили его впервые тогда. Такой красавец! Люди его помнят Боратом. А он очень красивый парень. Он сказал нам, что всегда любил мюзикл, что раньше он пел в хоре или что-то вроде этого. Мы попросили его спеть, но он не был подготовлен петь «Суини Тодда».
ТБ: Никогда не забуду, как он пришел на прослушивание с книгой нот из «Скрипача на крыше». Хотел бы я, чтобы это было в фильме. Он спел почти всего «Скрипача на крыше». Сокращенную версию. Это было фантастически.
РЗ: Тим и я буквально валялись по полу от смеха. Но, несмотря на смех, мы поняли, что у парня великолепный голос. И он сразу же получил роль.
ХБК: Это было сложно и одновременно интересно – то, что приходилось полностью сосредоточиться на исполнении и пении до того, как мы начали снимать. Поэтому все было записано до съемок.
РЗ: Все актеры дл того, как были утверждены на роли, провели много времени, работая со своим голосом. Каждый обучался индивидуально. Мы были убеждены в том, что каждый член актерского состава должен петь своим голосом.
Эд Сандерс, «Тоби»: Мы записывались на студии «Эйр». Это было шоком, потому что я записывался в живую с оркестром. Я был в студии записи впервые в жизни. Это было удивительно.
Алан Рикман: Одним из самых сложных моментов в жизни является тот момент, когда ты держишь партитуру, и ты находишься в огромной комнате для репетиций, и входит Стивен Сондхейм и говорит: «Окей, давайте послушаем». Хуже представить невозможно. Это так сложно и так нелепо, что ты собираешься делать это – спеть для Стивена Сондхейма. Но что-то внутри твоего тела просто говорит: «Сделай это!»
Джейми Кемпбелл Бауэр: Я нервничал, потому что мое пение было не очень хорошо. Я думал, что многие люди почувствовали это. Поэтому они сказали мне: «Пойдем в студию поменьше и там все послушаем, а потом уже запишем с оркестром». Мы пошли в маленькую студию. Это была очень уютная комнатка, там горели свечи и в углу был диван. Там были только Тим и Майк, они записывали музыку.
*сцена неудачной записи Хелены*
Хелена: Очень трудно дышать в этом моменте.
Звукорежиссер: Я знаю, я знаю.
Хелена: Невозможно дышать.
ХБК: «Около моря» - очень сложная, негде дышать. Совершенно негде. Кажется, Анджела Лансбери всегда теряла голос к концу шоу. Меня успокаивало то, что однажды рассказала Анджела. Она пришла к Сондхейму и сказала: «А где я буду дышать?» А он ей ответил: «Я не писал, чтобы ты дышала. Значит, не дыши».
Майк Хайэм, звукорежиссер: Хелене, так как у нее были самые сложные арии, пришлось найти своего персонажа своим собственным образом прямо в студии записи. Это было очень сложно, потому что она не знала, где ей придется быть. Давайте, например, возьмем «Худшие пироги в Лондоне». Откуда ты можешь знать, что когда ты будешь ее петь, тебе придется раскатывать тесто, печь пирог? Хватит ли времени, чтобы спеть это, пока ты идешь по магазину и разговариваешь со Суини? Ей было сложно, потому что когда она записывалась с оркестром, эти решения приходилось принимать, не видя фильма. Поэтому Хелена все время подходила ко мне в студии записи и шептала мне на ухо: «Можем мы попробовать медленнее? Можем мы попробовать быстрее?» Она пыталась прокрутить сцену в голове.
ХБК: Мы никогда не репетировали с Джонни вместе. Но я представляла себе: «Ты посмотришь на меня вот так…» Так я представляла себе, когда была в наушниках. Когда ты репетируешь сам себе в наушниках, тебе представляется, что все актеры думают так, как ты хочешь. А потом оказывается, что у них совсем другие идеи…
*сцена съемок сцены Лаветт за тестом , встреча с Тоддом*
Тим крайне недоволен игрой Хелены. Злой, он встает.
Тим: Снято.
Хелена: Прости, малыш, прости.
Тим: Снято.
Хлена: Ну я сделаю лучше, должно же получится!
Тим: Снято.
Тим выходит.
ХБК: Было интересно работать с Тимом над мюзиклом, потому что я живу с ним. Он ненавидит мюзиклы. Поэтому фантастика, что он снимает его. Мюзиклы – это моя территория. Он считает, что наш сын будет геем, потому что слушает Джуди Гарланд и воспитывается мной на мюзиклах.
ТБ: Было очень интересно превратить театральную постановку в фильм. Я не знал, как начать, я все выяснял по ходу дела. Очень много музыки и 70 процентов людей поют. Мы пытались избежать этих диалогов, после которых ты начинаешь петь вдруг. Чтобы это получилось, мы вырезали много сцен с хором, вырезали много второстепенных поющих персонажей. Мы позволили главным персонажам выразить их чувства при помощи музыки. Это все идет изнутри.
ХБК: Хотя я экстраверт, он просил меня делать все наоборот. Не использовать мои руки и вообще никакие вещи. Не использовать руки для меня, экстраверта, очень сложно. Он все время говорил: «Нет, нет! Это театрально!» Использовать брови тоже было нельзя, а они у меня гиперактивны все равно. Он сказал: «Ты поешь и находишься в такой среде, ты поешь с оркестром у тебя такой макияж. Ты будешь выглядеть неестественно среди всего этого с такой ограниченной игрой».
ДД: Когда дошло до съемок, все оказалось куда приятнее, чем я ожидал. И сама идея фонограммы. Ты и поешь, и в то же время не поешь, потому что на съемочной площадке ты не поешь, а орешь, как идиот. Поэтому было правильно использовать фонограмму. Запись заранее – это и гид, и в то же время страховочная сетка. Тебе не обязательно брать верные ноты каждый раз во время съемок.
ТБ: Казалось, что мы снимаем старомодный хоррор-фильм, немое кино с музыкой. Словно мы возвращаемся к таким исполнителям, как Борис Карлофф, или Питер Лорри, или Лон Чейни. Они были очень экспрессивны в тех хоррор-фильмах. И все это с музыкой.
ДД: В немом кино режиссер отходил от камеры и кричал в рупор: «Повернись направо!» или «Сделай это!» И Тим тоже мог делать это, потому что у нас есть фонограмма. Любой звук. И ничто нам не мешает.
ХБК: Я ничего не могу предвидеть. Каждый его фильм – это сюрприз для меня. И тогда ты думаешь: «О боже, вот как он видит это!» Он – яркая личность, очень творческая.
СС: Он [Тим] очень музыкален. Вы увидите это не только в ритме съемок, но и в том, какую линию описывает камера, в движении, в смене углов. Он соответствует музыке.
ДД: Это огромный поклон Тима Бертона классическим хоррор-фильмам. Это прекрасный брак двух полностью разных миров.
ТБ: Он смешивает хоррор-фильм и мюзикл, юмор, эмоции, свет и тень – все это есть.
ДД: Вот что делает это интересным. Если только я испорчу все в процессе.
ТБ: Это было необычной вещью для меня. Я никогда не пробовал ничего подобного. Для меня это была новая территория. И именно этим я насладился, делая это.
Расшифровка и перевод - Helga. При использовании текста необходимо указывать автора и источник - burtonland.ru