ЧАСТЬ 1

Большинство из того, что появляется в этой книге, никогда не предполагалась никому показывать: что-то из этого было для определенных проектов, что-то просто для меня. На протяжении лет друзья и коллеги предлагали, что, возможно, мне следует сделать книгу. Я совершенно ничего не делал для этого, пока Дерек Фрей, Лея Гало и Холи Кемпф не были вовлечены в то, чтобы эта книга стала реальностью (первый – мой давний ассистент, а последние – создатели артбука «Суини Тодд»). Они сортировала сорок лет «всячины» - записки, клочки бумаги, салфетки – чтобы придать им нужную форму для появления на этих страницах. Стоит это того или нет, я надеюсь, вы насладитесь этим.

Тим Бертон

Тим Бертон никогда не чувствовал, что он принадлежит к пригороду Южной Калифорнии, где он вырос. Он более идентифицировал себя с монстрами из фильмов компании Юниверсал, нежели с людьми вокруг себя. Он отправлял свою неудовлетворенность в воздух. Тот мальчик, что находил радость в рисовании, фильмах на 8-милиметровой пленке и самодельных костюмах вырос, чтобы стать автором череды успешных фильмов, которые обеспечили ему всемирную известность. Фильмы известны, но его истоки менее узнаваемы – его рисунки. Они придают внешний вид, чувства и тон его персонажам и декорациям. Но его потребность в рисовании распространяется намного шире, чем его фильмы. Она проходит сквозь всю его жизнь. Он рисует везде, всегда, чем угодно. Хотя фильмы Бертона - очевидно его личные, это совместное производство, прошедшее фильтр рук и умов других. Эта книга показывает неразбавленные работы, которое идут прямиком от Бертона к зрителю.
Чтобы поверить, что каждый набросок содержит послание, нужно всегда иметь в виду, что эти работы – для него самого: чтобы сфокусироваться, убежать от чего-то, выплеснуть что-то, изобразить ход мыслей. Еще, в комплексе, это бесспорно хаотичную мозаику в голове художника и его перспективу. Его искусство может быть прочтено как интуитивное признание дуальности жизни: движущееся и непослушное, красивое и трагичное, забавное и трогательное. Он понимает и может выразить чувство, каково быть изгоем. Его работы освещают темные места, являют общую почву наших нелепых абсурдных поступков. В основе его творчества лежит послание, целью которого является поставить под сомнение идею нормальности и прославить индивидуальность. Он может взять что-то, чему по определению следует быть пугающим, и кончиками пальцев сделать это милым и симпатичным.
Его стиль бросает вызов простым дефинициям, но люди все равно пытаются их дать. Его называли «готическим» - очень обобщенным словом, которым пытались описывать фантазийный мир, наполненный завитками, полосками, стежками, наклонными строениями, асимметрией, винтовыми лестницами. Он населен длинными и тонкими людьми с грустными глазами и дикими прическами, которые живут в непосредственном соседстве со скелетами и монстрами. Все это окроплено обильным количеством черного и красного. Бертон настойчиво избегает категоризации самого себя, говоря, что он не желает становиться лейблом или брендом. Люди сделали это за него, изобретя слово  «бертоновский», чтобы охарактеризовать тех, кто подражает его мрачному, фантастическому стилю.
Описания искусства Бертона не кажется возможным без как минимум беглого описания его внешности, которая выражает его эстетику в равной степени, как и его работы. Его знаменитые вьющиеся волосы вьются по их собственным понятиям, являя прекрасную аналогию его мыслительного процесса, они глядят в самые разные стороны и неоправданно дикие. Его руки летают повсюду, когда он говорит, помогая волосам постоянными пробежками по ним. Какая-то часть его всегда в движении. Спокойствие не является одной из его добродетелей, скорость в его природе. Его одежда, обычно, но не всегда черная, расположена к мешковатому комфорту и легкому подбору. Вопреки распространенному мнению, он еще носит синий и красный, и изредка даже голубой. Он привязан к рубашкам и трусам со скелетами, находит удовольствие в кукольных глазах и других объектах, которые занимают его руки и успокаивают нервы. Огромные очки с черными стеклами прячут его глаза как от людей, так и от мерцающих вспышек камер. На публике он улыбается, но нервозен: если стоит, то неизбежно прохаживается, если сидит, то в самом глубоком углу, на краю и бдителен. Он застенчив с незнакомцами, но среди друзей он спокойный, разговорчивый и очень забавный.
Его личность блистает во время интервью. Он остроумный, едкий, с чувством юмора, а если слегка сбивчивый, то только потому, что его мозг работает на таком уровне, на котором его рот не может это воспроизводить. Наиболее в своей тарелке он когда рисует. Видуальное выражение – это самая легкая форма коммуникации для него. Для него это улавливает чувство, что не могут сделать слова, и это более быстро. В его рисунках идея нервозности и фигурального распада на части может быть буквально выражена в мозаичной фигуре, сшитой стежками вместе. В искусстве есть простота, ясность, экономия и скорость.
Многие люди, которые будут внимательно читать эту книгу, уже обладают большими практическими знаниями о Тиме Бертоне. Для тех, кого интересует больше деталей, есть много книг (например, «Бертон о Бертоне», прямо от самого человека), а для тех, кто новичок в мире Тима Бертона, прилагается краткая история.

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ

Тимоти Уолтер Бертон родился 25 августа 1958 года. С малых лет он рисовал, и рисовал хорошо. Он вырос в Бербанке, пригороде Лос-Анджелеса, где ряды идентичных домов повторяют друг друга. Он любил свою семью, но не чувствовал связи с ней. Бертон родился в 50-ые, когда узкая идея «нормальности» была увековечена пуританским видением «американской мечты». Его отец, Билл, бывший игрок младшей бейсбольной лиги, работал в бербанкском Управлении парков и отдыха и тайно рисовал на стороне. Его мать, Рики, владела маленьким магазином, в котором продавались безделушки на тему котов. Она умела мастерить, Бертон помнит, как она делала из сосновых шишек Санта-Клаусов и снеговиков на Рождество. Его брат, Дениел, тоже имел талант художника, хотя Бертон говорит, что каждый из них «делал собственное дело».
Отстраненный от соседей и семьи, Бертон находил успокоение, играя на местном кладбище. Но могильные плиты приносили временное утешение. Давление приспособить его к обществу сделало Бертона направленным в себя, и в ответ ан это он выплескивал наружу свое искусство. У него был союзник в лице его учительницы по изобразительному искусству в старшей школе, Дорис Адамс, которая поощряла то, чтобы ее ученики шли своими собственными дорогами. Бертон знал, что он не может рисовать как кто-то другой, и он чувствовал себя неадекватным. Это было откровением, когда он понял, что он не обязан рисовать как кто-то другой. Искусство стало его катарсисом и способом убежать в мир фантазий. Ровесники в школе вешали на него ярлык «странный» за его творческие тенденции, и с ранних лет он узнал о тенденции общества всех категоризировать и судить. У него развилась аллергия на категоризацию и авторитет.
Категория изгоя дала Бертону неожиданную свободу в выражении себя. Он воспользовался статусом отличающегося, и этот выбор сформировал его художественные таланты. Не желая более пытаться соответствовать, он начал исследовать людей и общество вокруг него, почти как один из его любимых изобретателей с научными проектами. Его эксперименты были его историями. С самого начала Бертон был визуальным рассказчиком. Он писал и иллюстрировал увлекательные стихотворения и детские книги, режиссировал и сам снимался в главных ролях в фильмах на 8-милиметровой пленке, инсценировал тщательно разработанные розыгрыши для соседей, например, бросал одежду в бассейн соседей, который только что был очищен сильнейшими химикатами, утверждая, что человек, который случайно упал в него, растворился.
Бертон всегда изобретал свой собственный путь, использовал арт-работы вместо выполнения домашнего задания, принося в школу вместо них самодельные фильмы на 8-милиметровой пленке и рисованные доклады. Вместо покупки поздравительных открыток, Бертон собственноручно делал свои, собственного дизайна. Всегда нетрадиционные, они варьировались от двух елок, украшенных как «Рождественский человек», до открыток с пожеланием хорошего здоровья с пришельцем, одетым доктором. По иронии судьбы, пригород, который побудил его на создание всего этого, достаточно хорошо принимал его работы. В 9-ом классе он выиграл конкурс на лучший антимусорного плаката, его работа была помещена на все мусорные грузовики Бербанка. В старшей школе он занял третье место в конкурсе Бербанкского Пожарного Управления на луйший плакат по предотвращению пожаров. В этот же период он и его ровесники заняли третье место в конкурсе рисунков на фургонах “Мир Колес” (они получали приз от женщины в костюме Зиры из фильма “Планета обезьян” 968 года). Его работы использовались в плакатах Бербанкской Молодежной Группы, членом которой Бертон был и участвовал в школьных драматических постановках. Его плакат со злым футболистом, расплющивающим команду противников, была на информационном бюллетене Бербанкской Ассоциации Служащих в 1977 году, когда Тиму было 19 лет.
Хотя у Бертона были друзья, они были преходящими. Постоянными вещами его детства были ужастики и научная фантастика, а так же телешоу с одними и теми же темами. Он чувствовал родство с этими бедными, осажденными созданиями, такими как Франкенштейн или Создание из Черной Лагуны. Эти фильмы делали мир Бертона такого размера, о каком он мечтал. Он почитал легендарного Винсента Прайса и идентифицировал себя с такими маэстро жанра хоррор, как Лон Чейни, Старший и Младший, Борис Карлофф, Питер Лорри и Бела Лугоши. Бертон погружал себя в фильмы Хаммера, снятые на яркую пленку Техниколор, режиссеров Теренса Фишера с Кристофером Ли, Питером Кашингом и Майклом Гафом в главных ролях. Он восхищался соблазнительными фантастическими ландшафтами режиссера Федерико Феллини,  был очарован итальянскими режиссерами фильмов ужасов Марио Бавой и Дарио Аргенто, чьи стильные фильмы были наполнены яркими красными тонами и мрачными замыслами. Он любил монстра Годзиллу из фильмов Иширо Хонды, низкобюджетные фильмы Роджера Кормана, вычурные фильмы Расса Майера, которые высмеивали традиционное общество, ужасные, но запоминающиеся фильмы Эдда Вуда, научно-фантастические триллеры с Чарлтоном Хестоном в главной роли. Он проводил время, глядя по телевизору «Сумрачную зону» и «За гранью возможного». Его поражала магия покадровой анимации Рея Харрихаузена, уникальная палитра иллюстраций  Бейзила Гогоса на обложках журналов «Знаменитые монстры Страны фильмов» (это были одни из немногих публикаций, которые он жадно читал). Он высоко ценил нетрадиционные детские рассказы Роалда Дала и был зачарован мистическими словами Эдгара Алана По.
Также он находил высвобождение в панк-музыке – тяжелой и быстрой и антиполитической. Его привлекало все мрачное, драматичное, эмоциональное, подрывное, загадочное и юмористическое. Его игривое отношение к мертвому сформировалось именно в это время. Взрослея в регионе с большим процентом латиноамериканского населения, Бертон открыл для себя мексиканский праздник День мертвых, когда смерть – это фестивальное празднование, а не мрачная тема-табу.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

Лея была первая, кто вообще об этом написал - о том, что невозможно говорить о творчестве Тима, не зная его внешности. При том, что это настолько важно и очевидно, лично я ни разу не сталкивалась, чтобы публицист писал об этом. Это даже удивительно. Мне кажется, что человек, который не любит Тима, писать о его внешности не станет. Ему просто в голову это не придет. Для сравнения - Солсбери пишет о его внешности, причем описывая его влюбленными глазами, преувеличивая его достоинства. И вот здесь Лея пишет о внешности Тима тоже любящими глазами. Это очень важно.

Да-да! Я тоже! Забегая вперед, скажу, что нас ждут еще неизвестные факты. В этой книге приоткрыто кое-что из того, о чем мы никогда не знали. Да вот хотя бы даже то, что Тим был членом молодежной группы, участвовал в театральных постановках, активничал, много рисовал и многие его плакаты были признаны и опубликованы. Ведь раньше мы знали только об антимусорном плакате и все.

Ооооо, а меня-то как это интересует! Более того, буквально в следующей строке Лея называет мать Тима не Джин, как ее действительно зовут, а Рики. Почему Тим пошел на эти ходы - пока сложно даже начать догадываться. Относительно того, что отец остался Биллом, а Тим заменил в своем имени Билла на Уолтера, наводит меня на мысль, что наш мальчик-устричка больше не хочет носить имя своего отца. Сразу, конечно, вылазит возражение: а отчего же он назвал в честь нелюбимого отца своего сына? Но мы не можем знать, что думает Тим Бертон об имени своего сына спустя 7 лет после того, как оно было дано. Люди привыкли цепляться за прошлые высказывания кого бы то ни было, я сама себя иногда с досадой на этом ловлю. Хороший пример - Джонни Депп. То, что он говорил 10 лет назад, - тепрь его culpa, maxima culpa.

Но не будем забывать, что эту прическу создал себе Тим примерно в 84-85 году, УПОДОБИВ СЕБЯ своим рисункам, и с тех пор упорно ее поддерживает. Это завивка, но, думаю, только единицы способны удержаться и громко не восперечить этому вопиющему факту)))

Не обязательно! Могут появиться и другие шарады от Тима в будущем, и, кто знаем, может быть у нас появятся версии.

И не напишет просто так, привычного образа ради. Не так ли? Одна наша бывшая знакомая говорила так о враках про Деппа в СМИ: "Ну и что что это неправда? Зато какой замечательный образ вырисосывается!"

Он шел по головам и получил СВОЙ УСПЕХ и СВОЮ ЛЮБОВЬ.

Ну это мы с тобой понимаем, что перечить нечему. Но я имела в виду другое. Скажешь кому-то, что у Тима завивка, и получишь в отчет: "Не может быть!" Ну, знаешь... Это что-то из той же серии, что и: "Ты знаешь, Джонни Депп не сопровождал Ванессу во время ее акустического тура..." - "Не может быть!!!!!!!"
Хлоп! - и ты уже понимаешь, что говорить дальше не о чем.

Ну вот, оффтоп развела... Даром что админ...

Slo

Весь мир не мог ошибаться. И потом широко известно, что сын Тима Билли назван в честь отца Тима Уильяма и отца Хелены Реймонда. Согласитесь, что тут поспорить может только безумец.
Версия с обрядом вполне интересна. Я буду над ней думать.
Пока я думаю, что это просто литературный прием, связанный с тем, что он не хочет носить имя отца.
И ведь почему-то же еще заменено имя матери.

А теперь смотрите, какая интересная информация. На Википедии совсем недавно Тим привратился из Timothy William Burton в Timothy W. Burton

И рядом с именем стоит теперь сноска, которая дает следующее пояснение:

Среднее имя Тима Нью-Йоркский Музей Современного искусства на своем сайте в статье об открытии выставки Тима, а также артбук о его карьере подают как Уолтер. Ранее же все источники, включая ТимБертонКоллектив, подавали его как Уильям.

Получается, что буквально в 2009 году Тим попросил называть его так.

И еще. На твиттере, который начал вести летом 2009 года человек, которого мы очень сильно подозреваем в том, что это действительно сам Тим, имя тоже только с буковкой W всередине.