Интервью Джонни Деппа, данное им во Франции актрисе Кьяре Мастрояни летом 1998 года

перевод HELGA

КМ: Как ты чувствуешь себя вдали от дома? Где твой дом? В Лос-Анджелесе?
ДД: Да, это Лос-Анджелес, там я…ну, практически там я просто храню мои вещи. Но сложно сказать, потому что я путешествую, как цыган, ты знаешь, всегда где-то на локациях.
КМ: Как ты думаешь, это ты выбрал Лос-Анджелес или Лос-Анджелес выбрал тебя, потому что ты там работаешь?
ДД: *почесывает голову* Нет, я выбрал Лос-Анджелес, когда был ребенком, мне было около 20, когда я переехал туда. В то время я был музыкантом, я был в группе, и мы поехали туда, потому что там легче делать звукозаписывающие сделки.
КМ: А потом в некотором смысле Лос-Анджелес выбрал тебя…
ДД: Ну, может быть… *делает глоток вина*
КМ: Сейчас ты делаешь фильм с Полански, и, кажется, ты снова делаешь авторский фильм – я имею в виду: Полански, Кустурица, люди, с которыми ты работаешь, тот тип кино, к которому ты ближе…
ДД: Да, определенно – я чувствую себя ближе к такому типу кино больше, чем к нормальным принятым формулам, которые исходят из машины Голливуда. Я не большой поклонник формул, я не большой поклонник вещей вроде «Титаник», ты знаешь.
КМ: Крупные производства…
ДД: Да, я нахожу все это омерзительным.
КМ: Полагаю, это сложно – быть американским актером с тем статусом, что есть у тебя, и избегать такого рода вещей. Нет?
ДД: Ну, в бизнесе ты должен поддерживать определенный статус, что по-настоящему ужасно для человека, который является всего лишь парнем, который пытается делать свою работу… Но ты должен поддерживать определенный статус  в индустрии, ты знаешь. Ты знаешь, те фильмы, что я сделал и делаю, - не праздники для кассы, поэтому это чудо, что я по-прежнему здесь. У меня всегда шок, когда мне дают очередную работу.
КМ: Правда?
ДД: Да, потому что ты понимаешь, что все это может легко исчезнуть. И если исчезнет – хорошо. Я сделал несколько вещей… Голливуд – это на самом деле большая машина, которая перемешивает людей, как продукты, и делает гребано много денег на этом. Странным образом, Оскары и прочая хрень – это  как старшая школа и выпускной бал. Это как: кто будет назван королем выпускного бала и королевой выпускного бала, это только лишь конкурс популярности. Я не мог бы быть менее заинтересован в этом.
КМ: Я полагаю, тебя об этом спрашивали много раз, но я ничего не читала об этом: в какой момент ты… Ну, это как, например, когда меня спрашивают «В какой момент ты захотела стать актрисой?», мне очень трудно ответить, я могу сказать, когда я начала, но я не знаю, когда захотела стать актрисой, так что…
ДД: *перебивает* Ты чувствовала себя озадаченной тем, чтобы быть актрисой, из-за своих родителей? Или это помогло? Я имею в виду, в плане желания стать актрисой? [Кьяра – дочь Марчелло Мастрояни и Катрин Денев – прим.перев.]
КМ: Нет, в плане желания – нет. Я чувствовала себя озадаченной поначалу преимущественно из-за того, что меня воспитала мама, и она была очень сильно против того, чтобы я становилась актрисой, поэтому, когда ты находишься под защитой своего воспитания, семьи, то очень сложно принять такое решение. Но я по-прежнему актриса и не считаю, что совершила бунт в моей семье – ничего подобного. Но, может быть, я хотела бы, чтобы они немного больше меня поддерживали в личном плане. Но они не остановили меня, по крайней мере, и не говорили чего-то в духе «мы надеемся на более стабильную работу для тебя – будь юристом, археологом, чем-то серьезным».
ДД: *смеется* Ага, чем-то серьезным!
КМ: Важно ли было для тебя, что подумает твоя семья?
ДД: Моя семья была очень… Я имею в виду, они были в шоке, когда я позвонил и сказал, что я… Я имею в виду, я же был музыкантом столько лет и…
КМ: И что случилось?
ДД: Это был просто счастливый случай, своего рода ошибка, ты знаешь…ну, это как наступить на собачью какашку, и я наступил. Ты знаешь, я позвонил им и сказал, что этот парень хочет, чтобы я сделал этот фильм, они были в шоке, и я сказал, ты знаешь, что они заплатят мне настолько много денег за неделю. Это была тупая сумма, ты знаешь, но в то время, ты знаешь, я продавал ручки по телефону и зарабатывал 30 долларов в неделю или что-то смехотворное, поэтому, ты знаешь, это было шокирующе.
КМ: То есть, ты можешь сказать, что на первом месте тебя привлекло то…
ДД: Работа…
КМ: … что это выглядело, как способ заработать легкие деньги? Или…
ДД: Да, я не принял решения стать актером, пока не сделал, вероятно, два или три фильма.
КМ: Да, я чувствовала в точности то же самое. А видишь ли ты себя актером через 20 или 15 лет, и…
ДД: *перебивает* Все еще пашущим на эту игру? *смеется, затем переходит на убежденный тон* Нет, нет, я не могу. Я имею в виду, это было бы неплохо, я бы не возражал против этого, было бы здорово сохранить эту работу, я не люблю называть ее карьерой, ты знаешь, но… быть способным сохранить эту работу надолго, конечно, было бы здорово, но… *колеблется* … Я не знаю, может, быть… Может  быть, есть и еще что-то, что можно делать, ты знаешь, может быть, я просто не знаю, что я буду делать, когда вырасту, ты знаешь… *смех Кьяры* Я не уверен… Я думаю, это сказал Брандо, это великая цитата, я уверен, что это именно он сказал, его попросили описать актерскую игру или типа того, и он сказал *подражает голосу Брандо* : «Это странная работа для взрослого мужчины». Я думаю, это идеальная дефиниция для этого.
КМ: Бывало ли такое иногда, что ты просто запрыгивал в какой-то фильм, не работая особенно над персонажем заранее?
ДД: Я думаю… Может быть, это просто моя привычка, ты хочешь узнать историю этого парня, ты знаешь, ты хочешь узнать, каким он был, ты знаешь.
КМ: Что ж, тогда какая история у Эдварда Руки-ножницы?
ДД: Руки-ножницы? Для меня он был… когда я читал сценарий… это было, как… я продолжал видеть в голове образы собак, что были у меня в детстве, ты знаешь.
КМ: Почему?
ДД: Потому что там было что-то… из-за… ты знаешь… как… то, что я чувствовал к собаке, когда собака смотрела на меня, эту любовь, не зависящую от условий. И неважно, даже если ты наказал собаку и ушел, оставив ее напуганной, но уже в  ту минуту, когда ты говоришь ей «иди ко мне», она идет к тебе, ты знаешь, полностью чистая, полная любви… И младенцы, ты знаешь. Дети, как мои племянницы, ты знаешь… Когда они родились, я помню, как все для них было новым. Но это был странный фильм, ты знаешь, потому что Тим в то время… Ты знаешь, я не очень хорошо знал Тима, это был наш первый фильм вместе, мы… Ох… Он со всеми репетировал, ты знаешь, он репетировал со всеми, со всем актерским составом, кроме меня. Он со мной не репетировал…
КМ: Почему?
ДД: Я думаю, что это был очень умный ход с его стороны, на самом деле, я в то время не понимал этого, но я… Я подозреваю, что то, что он делал… я думаю, он пытался держать меня отдельно от всех, изолировать меня, дать мне ощущение…
КМ: Одиночества?
ДД: Одиночества, да. Быть одиноким и находиться вне… вечеринки. Это было очень хорошо на самом деле, для меня это было хорошо, это было хорошо для фильма. Он репетировал со всеми, но понятия не имел, что буду делать я. Ты знаешь, я пришел на съемочную площадку в первый день, закованный в эту кожу, ты знаешь, и мои волосы торчали вверх на три фута, и я был в этом виртуальном белом лице, ты знаешь, а у него не было понятия, как персонаж будет говорить и двигаться  и все прочее. Это был пугающий момент… *смеется*… пугающий. То же самое было с Эдом Вудом, он ничего не знал, пока не сказал «Мотор!» в первый день.
КМ: Эда Вуда ты тоже не репетировал?
ДД: Нет. У нас была прогулка за один день до начала съемок, совершенно безумная, она состояла из реплик вроде «было бы хорошо, если бы ты остановился здесь» и «что ты чувствуешь?». Мы просто гуляли, между нами не было диалога. Но у него была, я могу себе представить, смутная идея, еще до того, как он впервые сказал «Мотор!», ты знаешь. Так всегда: первый дубль, и ты всегда очень хорошо запоминаешь это первое «Снято!», а первое «Мотор!» ты не помнишь. Ты всегда помнишь «Снято!», потому, что  наступает полная тишина. И в голове у тебя: «Окей, ты сделал ох**тельно плохо» *смеется* Тим… Тим очень… Он загадочный парень, он по-настоящему труден для понимания, ты знаешь, в одну минуту ты говоришь с ним, а в следующую ты уже видишь только луч света, а его уже нет, и он исчезает на целый год. Когда я вижу его, когда мы вместе, то все начинается как продолжение того, что было раньше.
КМ: Я слышала, что ты скоро будешь работать с ним снова, да?
ДД: Да, да. Мы собираемся сделать «Легенду Сонной Лощины», своего рода старую американскую историю, ты знаешь, Безголовый Всадник – парень без головы, и он прибывает в город и рубит людям головы.
КМ: Так это пугающий фильм?
ДД: Да, это страшный фильм.
КМ: Я до сих пор не понимаю, как так вышло, что «Аризонская мечта» все эти годы так и не вышла в Штатах?
ДД: Потому что этот фильм не подходит их идее…
КМ: Хороший показатель их ментальности, но…
ДД: Я не знаю. Они не…Ты знаешь, что случилось. Мы делали «Аризонскую мечту» в 1991 году, тогда мы снимали. Я делал ее сразу после «Руки-ножницы», несколько месяцев спустя после «Руки-ножницы». Но он не был выпущен до 94 или 95 года… А когда они его выпустили, я думаю, они выпустили его в трех кинотеатрах в Штатах.
КМ: Как европейский фильм.
ДД: Да. «Уорнер Бразерс» был дистрибьютором фильма, наверное, они просто не сочли его…
КМ: Достаточно коммерческим?
ДД: Не то чтобы недостаточно коммерческим, они просто не сочли его интересным. Их не волнует история, их не волнуют дубли, их не волнует, насколько красива там была операторская работа, поэзия идей Кустурицы. Я думаю, им просто было плевать. Это был такой невероятный опыт – работать с ним. Потому что это было… Это было не как работа, прежде всего, это было как… кхм… как долгий креативный процесс сотрудничества. Ты знаешь, он парень, который может пойти на это. Я пришел к нему на сцене, в которой я соблазняю Фей Дэнэуэй - это перед тем, как мы первый раз занимаемся любовью -  и я, предполагается, соблазняю ее… Так вот, я…этого не было в сценарии… я вдруг увидел этого парня как петуха, ты знаешь, становящегося петухом, ты знаешь. Так вот, я пришел к Эмиру и сказал: «Хей, ты знаешь, я думаю, что, может быть, он сделает кое-какое кудахтанье, как петух. И он сказал *изображает акцент и голос Кустурицы*: «Это гарошая идэя. Да, давай попррробуем». И бац – это уже там, ты знаешь. Нет ни одного другого режиссера, просто нет, нет, ни одного – я никогда не имел такого рода свободы. Это… это очень редкая вещь. Поэтому, да, что угодно…
КМ: *перебивает* Ты должен найти способ, чтобы убедить, замысловатым образом попытаться убедить режиссера, что может быть другая идея. Иногда это…
ДД: «Да, ты можешь сделать это, но…»
КМ: Да. Это сложно, это отнимает энергию. Но иногда это единственный способ принести свои идеи на экран.
ДД: Да, это своего рода манипуляция, но вот я иду к этому парню и говорю, что собираюсь кудахтать, как цыпленок, и…
КМ: И этот парень говорит «Да».
ДД: Да. И это довольно редкая вещь. Я имею в виду, если я говорю, что хочу попробовать что-то, независимо от того, насколько это далеко от изначального, для него это в порядке. И Гиллиам, Терри Гиллиам. Гиллиам даже доходил до… Он приносил мне вещи и говорил: «Почему бы нам не попробовать это?» А это было просто нездорово! Совершенно безумные идеи! Вы подпитываете друг друга.
КМ: *перебивает* Тебе так повезло иметь… я имею в виду, иметь такие хорошие отношения со всеми этими режиссерами. Но не делает ли это тебя более… более требовательным? Не значит ли это, что для работы с очередным режиссером ты должен иметь с ним хорошие отношения? Нет?
ДД: Да, мне определенно сложно работать с новым парнем, конечно. Потому что ты привык к определенному… хммм… ну, к отношениям, которые являются сотрудничеством, но не каждым режиссер готов к сотрудничеству. Они не всегда хотят этого, что странно, потому что у тебя ведь есть  история персонажа. Я играю все это, но я не очень хорошая марионетка, ты знаешь, я люблю привносить вещи в проект, идеи и все прочее. А когда парень нанимает тебя и не хочет, чтобы ты это делал, ты задаешься вопросом – зачем он нанял меня? Почему он захотел меня на эту работу? Ему нужно было нанять кого-то, кто является хорошей марионеткой, а не меня, ты знаешь.
КМ: А если это кто-то, кого ты совершенно не знаешь? Ты прочтешь сценарий сначала, прежде чем встретиться?
ДД: Я сначала прочту сценарий, да. Чтобы получить идеи относительно того, что они собираются сделать.
КМ: Это сложно, потому что ты можешь после прочтения сценария считать себя буквально обрученным с этим материалом, а потом ты встречаешься с человеком и … Должно быть что-то соблазняющее во встрече, да?
ДД: Также люди могут… Ты знаешь… Когда ты встречаешься с человеком… я имею в виду… После того, как ты прочел сценарий и он тебе понравился, ты встречаешься с человеком, и он поет много песен тебе, ты знаешь. Он говорит такие вещи, увивается вокруг тебя, заставляет тебя думать, что он – самая величайшая вещь в мире после изобретения нарезанного хлеба, понимаешь. А потом ты приходишь на съемочную площадку и понимаешь – это монстр, монстр, ты знаешь, просто непригодный.
КМ: Ты попадал в такую ситуацию?
ДД: Угадала! Да. Я попадал в такую ситуацию. Потому что сценарий замечателен, красив, великолепные диалоги – в них поэзия, красота. А потом ты приходишь на съемочную площадку к этому парню, а он искренне верит, что он – мастер манипуляций, а на самом деле он дерьмо. Ты видишь это прямо через него.
КМ: И что потом?
ДД: Он был режиссером-дебютантом. Это прекрасно, но… Я поддерживаю это, но… Он был из тех парней, которые отрицают это. Он отказывался признавать, что он не знает, что он делает. И он не принимал советов от людей. Он просто пёрся вперед, и получалось по-настоящему ужасно…
КМ: И как ты мотивировал себя в таком случае? Ведь на съемки уходит 2-3 месяца.
ДД: Ром. Ром. Тебя мотивирует ром в таком случае. Нет, я имею в виду… Мы достигли такой точки на том фильме, когда я был вынужден… я был вынужден сказать парню… «Хей, ты можешь говорить «Мотор!»,  «Снято!» и «В проявку!», если хочешь, но мне не говори ничего, потому что я хочу тебя убить. Я по-настоящему хочу придушить тебя». И он просто перестал беспокоить меня. Держался подальше. Он еще раз сказал «Мотор!»,  «Снято!», «В проявку!» и вечеринка по поводу конца съемок и все кончено.
КМ: А как ты сам пришел к идее режиссировать фильм? Пришло ли это от отсутствия приходящих к тебе хороших проектов?
ДД: Единственной истинной причиной, по которой я хотел сам режиссировать «Храбреца», было то, что мне слишком сложно было объяснить другому режиссеру, что я хотел, ты знаешь. Как я хотел, чтобы фильм выглядел, какой должен быть у фильма ритм, какой звук, какой темп, какое чувство, ты знаешь. Просто потому что я не мог это выразить словами.
КМ: А тот факт, что ты должен будешь сниматься в фильме и одновременно режиссировать его, не напугал тебя?
ДД: Меня не напугало, потому что я просто понятия не имел, каково это. Поэтому не напугало вовсе…
КМ: Если бы ты сделал это снова, ты играл бы в фильме?
ДД: Нет!!!
КМ: Полагаю, нужно много шизофрении, чтобы смочь…
ДД: Да. Это две противоположные вещи, ты знаешь. Как актер ты хочешь быть вне контроля и не знать, что происходит вокруг тебя, потому, что ты хочешь оставаться внутри персонажа. А как режиссер ты должен знать полностью обо всем, что происходит на съемочной площадке. Так что ты бесконечно бьешься и бьешься головой о стену. Да, ты знаешь, если я сделаю это снова, я никогда, никогда не стану играть в фильме. Я понятия не имел, что это будет таким давлением.
КМ: Люди считают о тебе, что ты необузданный, хочешь жить только по-своему, тебя постоянно помещают в образ бунтаря. Я подумала, что это очень хорошая вещь, потому что раз уж они на тебя наклеили этот ярлык, то оставят тебя в покое в некотором смысле.
ДД: Они наклеивают на тебя эти именования, ярлыки… Бунтаря или кого угодно, все, что они хотят использовать, просто потому, что они не могут… Потому, что им нужен ярлык, им нужно название, им нужно что-то, на что они смогут повесить ярлык «приз», им нужно называть тебя как-то, ты знаешь. Они обо мне ничего не знают, абсолютно ничего. Есть великая цитата, ее написал Жан Кокто. Написал или сказал. «Чем более видимым вы меня делаете, тем более невидимым я становлюсь». Это настолько верно. Потому что они ведь понятия не имеют, кто я. Но они должны как-то называть продукт. Этим ты и становишься.
КМ:  Есть некоторые фильмы, от которых ты отказался, и мне интересно, сожалел ли ты?
ДД: Нет. Нет ничего, о чем бы я…. От чего бы я отказался и потом сожалел. Нет. И, да, это мило – мочь…Сделать что-то в своей жизни, что ты можешь оставить после себя, ты знаешь. Ты сможешь дать это своим детям и внукам. Чтобы они смогли быть… полугорды, ты знаешь.
КМ: *перебивает* То есть, ты проектируешь самого себя на будущее в некотором смысле?
ДД: Нет. Я бы так не сказал. У меня нет амбиций… Но у меня есть надежды и мечты…
КМ: Нет-нет! Я не имею в виду в карьерном смысле. Я имею в виду в плане долговечности.
ДД: Да, да. Мне нравится идея застрять в этом на какое-то время. Но чтобы дать что-то твоим детям или внукам… Чтобы через время они сказали: «Он не шел на компромиссы. Он делал только то, что хотел делать». Да… это идеально
*клип из «Храбреца»* ДД: Единственная причина, по которой я решил снять его, заключалась в том, что существовал сценарий, который мне не нравится, основанный на книге, которую я никогда не читал.
КМ: Трудное начало…
ДД: Верно. Но тот сценарий, который мне не нравился, имел в себе что-то особенное, и это вдохновило меня на идеи. Я взял эти идеи и попытался изложить их на бумаге вместе с моим братом, написать сценарий.
КМ: Это было трудное начало, и твой режиссерский дебют, и неожиданно ты уже представляешь фильм в Каннах – это круто.
ДД: О, да. Я никогда не испытывал ничего подобного раньше. Это как идти на битву, ты знаешь. Это было так.  Я поднимался на эти ступени раньше, красные дорожки и все такое, как актер. Но когда ты приходишь как режиссер, ты знаешь… Ты так… ты просто обнажен. Ты настолько обнажен, что тебе кажется, что в деревьях прячется, по меньшей мере, два-три снайпера, нацеленных на тебя. Ты чувствуешь себя именно так.
КМ: Но ты говорил о критиках. Ты много внимания уделяешь тому, что они…?
ДД: Нет. Обычно нет. Я на самом деле не читаю рецензии и все прочее. Но на «Храбреце» это была такая… атака. Мне просто очевидно мстительно засадили по самое горло. И даже глубже, ты знаешь. Они на  самом деле набросились на меня, и этого было трудно избежать, ты знаешь…
КМ: *перебивает,* Может быть, они решили сделать это еще до того, как посмотрели фильм, из-за того положения, в котором ты находился?
ДД: Без вопросов, так и есть. Они не хотели… я имею в виду.… Прежде всего, ты актер, и поэтому ты продукт.  Если ты пытаешься сделать что-то еще, выразить себя каким-то еще способом, они хотят тебя порубить на куски, и для меня это было, как… было, как… Я на самом деле чувствовал, что они написали все рецензии до того, как увидели фильм. Они не хотят, чтобы ты думал. Не хотят, чтобы ты имел способность думать.  Они не хотят  думать, что у тебя есть хоть одна извилина в мозгу. Какая-то креативность внутри тебя. Они этого не хотят. Они предпочитают марионетку.
КМ: Ты хотел бы режиссировать снова?
ДД: Я хотел бы. Я хотел бы сделать еще один фильм, да.  Я нашел парочку интересных для меня вещей. Да, я хотел бы режиссировать снова.  Это было бы хорошо, просто чтобы поссать на критиков, да.  Я хотел бы сделать это просто для этого.  Просто чтобы украсть еще несколько часов их жизни. Для меня этого достаточно.
КМ: У тебя был еще один проект с Эмиром по книге Достоевского?
ДД: Да. Мы по-прежнему говорим об этом с ним. О том, чтобы сделать «Преступление и наказание», но в  другой версии. Изменить это, сделать более медленную версию Раскольникова. Да, мы до сих пор говорим об этом.
КМ: Кто принес эту идею? Это его или твоя идея?
ДД: Нет, это его идея. Она возникла, когда мы делали «Аризонскую мечту».  В то время я читал «Записки из подполья», и книга была великолепна, ты знаешь, я пришел к нему зачитать некоторые пассажи, и мы смеялись, как дети. Он сказал, что у него задуман проект, который находится в стадии пре-пре-препродукции, «Преступление и наказание», и у него парочка актеров на примете. А потом он пришел ко мне и сказал: «Я передумал. Я их больше не хочу. Я хочу, чтобы ты это сделал». Разумеется, я мгновенно сказал «да». Я имею в виду, что если бы Кустурица захотел снять, как я на протяжении девяти месяцев держу в своей руке край книжной полки в разных позициях, я бы сделал это.
КМ: Почему в какой-то момент актеры идут на компромиссы?  Я полагаю, из-за денег.
ДД: Я не слышал, чтобы многие актеры говорили: «Я сделал это из-за денег»…
КМ: Да?!
ДД: Да, да! Они приходят на эти пресс-джанкеты и начинают давать интервью… И они все… Ты знаешь, это настоящий фестиваль вранья! Вранье, всё вранье. Ты никогда не можешь там сказать то, что ты хочешь сказать. Потому что это невозможно.
КМ: Это так смешно. Если бы я должна была что-то сделать за деньги, я бы лучше снялась в рекламе, потому что месседж там так ясен. А некоторые актеры защищают рекламу. Один актер сказал: «Режиссер был хорош, и продукт мне очень нравится».
КМ: Знаешь, если ты будешь рядом со мной и увидишь таких парней, пожалуйста, укажи мне на них, потому что я по-настоящему, по-настоящему хочу держаться подальше от них. Никто, никто никогда не говорит «Я сделал это из-за денег, черт подери». Но деньги – это необходимое зло, это свобода в нашем случае, потому что мы… Потому что люди знают, кто мы, деньги приносят простоту. Жить в тишине и как ты хочешь – очень дорогое удовольствие. Поэтому деньги необходимы. Но я хотел бы сняться в рекламе. Особенно в японской! Можно кондиционеры или «Тампакс» - мне все равно.
КМ: Я удивлена, что тебе никогда не предлагали.
ДД: Нет, мне предлагали одну, но я объективно не смог. Мне предлагали… И это было здорово. Я получил предложение сняться в рекламе шампуня.
КМ: Японцы???
ДД: Я не помню, кто именно. Но предлагали много денег. Они предложили мне рекламу шампуня. Но в то время я делал «Страх и отвращение» и был совершенно лысым! Мне звонит агент и говорит: «Тебе предлагают за рекламу шампуня тонну денег. Покажут только в этой одной стране». А я отвечаю: «Трейси, но  я лысый! Я лысый, поэтому я не могу!» Смешная ситуация. А теперь я уже мог бы, *б твою мать!
КМ: Тебе повезло. Не знаю, можно ли это назвать удачей, но если ты начинаешь с этой вещи на телевидении, то ты можешь полностью быть поглощен… Во Франции это никогда не стало бы возможным.
ДД: Тогда это редко происходило в Америке, ты знаешь. Я был один из немногих, кто выбрался из этого. Я смог сделать этот… этот прыжок из телевидения в кино.  Телевидение было как тюрьма. Может быть, теперь это по-другому, но тогда это было, как… Ты был, как в конвейерной машине по производству печенья. Бац – они вырезали  продукт, бац – еще один, бац – еще один, а ты один из них. Это ужасно. Я бы лучше снова качал газ. Или работал бы на стройке.
КМ: Ты сожалеешь о музыке? Это была первая вещь, которую ты сделал.
ДД: Да, музыка – моя первая любовь по-прежнему.
КМ: Ты чувствуешь себя более музыкантом, чем актером?
ДД: Музыкантом? Ну, да… Я чувствовал себя более свободным, когда был музыкантом. Потому что музыка – мгновенная вещь, ты знаешь. Выражение эмоций мгновенно.  Когда ты гитарист, все исходит напрямую из твоего тела мгновенно, от тела в струны, в усилитель, ты знаешь. Да, музыка мгновенна. Поэтому я по-прежнему играю, так же часто, как раньше. Это моя первая любовь.
КМ: Ты играешь просто для себя?
ДД: Да. Так было всегда.  Тот факт, что я когда-то мог зарабатывать деньги на музыке ребенком, был невероятен, потому что это ведь моя страсть. Всегда была.
КМ: Чем ты занимаешься, когда не работаешь?
ДД: Чем я занимаюсь, когда не работаю?
КМ: Что ты делаешь?
ДД: Я убегаю. Путешествую. Да, убегаю в различные места, скрываюсь. Читаю, играю на гитаре, сплю. *закуривает* Мое любимое хобби – это сон. В этом я лучше всего. Я очень хорош в этом… *указывает на сигарету* Это окей? Что, что происходит? *смеется* Что происходит?
(Некоторые вопросы ведущей сокращены без потери смысла ввиду их пространности и склонности актрисы к очень долгому выражению собственных мыслей, не имеющих отношения к Джонни Деппу)

Оригинальный текст
http://www.johnnydeppfan.com/interviews/chiara.htm

Джонни хочет сниматься. Это очевидно по тому кол-ву камео, которые он сделал за последние три года.
Сейчас у него сделан один фильм, он снимается во втором, и впереди призрачно маячит Джек Воробей. Если Джек Воробей состоится, то рано говорить о том, что Джонни выбрался из зубчатого колеса блокбастеров.
У Бертона в этом году отобрали два больших проекта подряд. А если вспомнить "Малефисент", то и все три за последние три года. (Дисней не захотел далее строить свои отношения с Бертоном, назначая его на роль режиссера в проекте, релиз которого состоится в 2014 году)
Думаю, что это не случайное совпадение, а тенденция.
Сейчас он сделал маленький фильм за 10 млн, и впереди у него нет ничего, о чем бы можно было с уверенностью говорить - это будущий проект Тима Бертона. Боюсь, что его слова о том, что он может уйти из большого кино, претворяются в жизнь. И не по его воле.
Промо "Мрачных теней", в течение которого было сказано и сделано так много для легализации положения Бертона и Деппа как пары, закончилось репрессиями, которые мы теперь и наблюдаем.
Повторю еще раз:
в течение одного года у Бертона было отобрано два больших проекта, причем один из них, "Пиноккио", Уорнер Бразерс
(Уорнер Бразерс так же прекратили работу над проектом Деппа "Тонкий человек")
Так что стоит вспомнить слова Тима Бертона, сказанные им в прошлом году: скоро я уйду и вам придется иметь дело с другими людьми.

Никогда не слышала этой цитаты Брандо от Джонни. Джонни обычно говорит о Брандо одно и тоже. И тут - новенькое.
Брандо, как и другие мужчины в жизни Джонни Деппа, употребляет словосочетание - взрослый мужчина. Обычно так говорят подростки, которые не достигли еще зрелости, но страстно желают казаться взрослыми.
Джонни Депп, Марлон Брандо, Тим Бертон, все одного поля ягоды - взрослые мужчины, совершающие детские поступки.

Благодарю за интервью.

Как красиво сказал Джонни. Проникновенно. Он всегда говорит о Тиме проникновенно, с трепетом. Это так заметно.

Тим вообще редко кого критикует открыто. Даже своих напрягателей - студийных боссов, он критикует вообще, не называя имен. Кстати, в то же время Джонни тоже нелестно высказывался о Буше и политике США. Так что - кухонные разговоры выносятся на общее достояние.

Спасибо за перевод интервью, оно очень интересное. Читать интервью того времени, взятое у Тима - словно окунуться в далекое прошлое. Теперь ему уже и вопросов таких не задают, и ответы такие не дождешься. Добрый он был в те года))

Тим может гордится 24 часа в сутки. Даже если что то не имеет никакого отношения к нему,  к его творчеству, но эта хрень мрачная, кровавая, с зашитым или разорванным ртом в полосатых гольфах и так далее и тому подобное - это уже вау-бертон-стайл.
Иногда диву даешься глядя на эти бертон-стайлы, где тут Бертон???
Наверное, это и есть - статус классика.

«Джонни Депп, Эд Вуд и золотые провалы!»
Издание «Mad Movies», № 95, 1996 год
Интервьюер – Джек Тьюксберри
Перевод HELGA

32-летний Джонни Депп больше не мечта подростков, он избавился от этого ярлыка с тех пор, как сыграл в фильме «Плакса» Джона Уотерса. 5 лет назад он был раскромсан на куски Фредди Крюгером в фильме Веса Крейвена «Кошмар на улице Вязов», и с тех пор он не прекращал идти вперед по пути самого одаренного, талантливого и эклектичного актера нашего поколения. «Аризонская мечта», «Что гложет Гилберта Грейпа», «Дон Жуан Де Марко» (в котором он играет с Марлоном Брандо) и будущий фильм Джима Джармуша «Мертвец»… Джонни Депп всегда там, где вы его не ожидаете увидеть. Мы определенно не ожидали увидеть его в «Эдварде Руки-ножницы», а еще больше мы не ожидали увидеть его в его второй роли у Тима Бертона…
ММ: Прошло всего несколько лет между тем, как ты начал сниматься в «Джамп Стрит 21» и «Эдом Вудом». Как бы ты описал свой путь в киноиндустрию?
ДД: Говоря честно, большей части своей карьеры я обязан случаю. Может быть, также тот факт, что я всегда оставался верен себе, настоящему себе, никогда не шел на компромиссы, и не будем забывать о великих режиссерах, у которых мне повезло играть. Таких, как Тим Бертон, который не боится рисков. Если бы Джон Уотерс не дал мне возможности высмеять мою роль в «Джамп Стрит» в «Плаксе», я, вероятно, никогда бы не встретил Тима Бертона, который сделал меня тем, чем я являюсь как актер, предложив мне роль в фильме «Эдвард Руки-ножницы». В то время меня рассматривали как телезвезду, и студия не хотела голосовать за меня. У них были серьезные сомнения относительно меня в такой роли, как Эдвард. Мой приход на съемочную площадку «Эда Вуда» стал результатом комбинации различных обстоятельств.
ММ:  Что ты знал об Эде Вуде до того, как Тим Бертон объяснил тебе, как он его видит? Ты определенно должен был слышать как минимум о его репутации…
ДД: На тот момент я видел только два его фильма – «План 9 из открытого космоса» и «Глен или Гленда». Я, как и все остальные, знал его только как «худшего режиссера всех времен». Я слышал, что он любил носить женскую одежду. Интересная комбинация. В один прекрасный день Тим Бертон позвонил мне, его голос звучал, будто он в спешке. У него еще не было сценария, но за пять минут он познакомил меня с проектом «Эд Вуд». Я мгновенно сказал, что готов быть частью этого. Я инстинктивно осознал, что этот фильм станет хорошей возможностью реабилитировать имя Эда Вуда, которое втаптывали в грязь почти 20 лет, и каким-то образом обеспечить комфорт его жены, которой приходилось иметь дело со всем этим тоже. Дать ему имя «Худший режиссер всех времен на Земле» было нечестно и глупо. Если кто-то реализовывает собственные фантазии, свою точку зрения и получает от этого удовлетворение, вы не можете так плохо называть его. Вы не можете осуждать его фильмы и говорить, плохие они или хорошие. Критика – это более высокий уровень. Фильмы Эда Вуда смешные, невероятно сюрреалистичные.  Любой, кто осмелился снять Белу Лугоши вопящим «Тяните за струны!!!» с невероятным стадом буйволов на экране за его спиной, достоин внимания. Я аплодирую. Фильмы Эда Вуда не похожи ни на чьи, они сделаны с абсолютной простотой и искренностью. Я хотел показать его как эсктремально оптимистичного и наивного персонажа, и в то же самое время я хотел показать его как блестящего шоумена. В некотором смысле он был источником вдохновения для режиссеров нашего поколения. Некоторые из них считают его крестным отцом независимого кино. Я не хочу навешивать ярлык на него. Он всегда делал все наилучшим образом в сверхограниченных условиях, и я хотел бы, чтобы его фильмы были признаны как работы искреннего художника.
ММ: Сбор документальных сведений должен быть частью твоей работы, особенно если это касается такого загадочного персонажа, как Эд Вуд…
ДД: Ты знаешь, по нему не так много архивных материалов. Я имею в виду фото на съемочной площадке и т.п. Поэтому я в основном исходил из того, что написано о нем и его работах. Я прочел практически все о нем. Я пересматривал снова и снова его основные фильмы, пытался выяснить, каковы его аспекты. Моя встреча с его вдовой Кети Вуд произошла благодаря счастливому случаю, ни Тим, ни я этого не планировали. В один день, когда съемки уже начались, она неожиданно пришла на съемочную площадку. Мы снимались около Голливудского Бульвара, и она заметила табличку с названием «Эд Вуд». Можешь ли ты поверить – уличные знаки привели ее к нам на площадку! Она застала меня одетого в женское, перемазанного в помаде и в парике. Она совершенно не была удивлена. Она подошла ко мне и сказала, как она счастлива, что встретилась со мной. Она сказала, что ее муж и я – как две горошины в горшке.
ММ: Ты мог бы описать фильм «Эд Вуд» как историю любви между двумя мужчинами. Я имею в виду Мартина Ландау.
ДД: Разумеется. Я рассматриваю этот фильм как историю любви между Эдом Вудом и Белой Лугоши. Они зависели друг от друга. С профессиональной точки зрения, Лугоши был в конце своей карьеры. Эд Вуд отчаянно хотел снять свой первый фильм, и ему нужен был старый комедиант, чтобы начать проект, а комедианту нужны были деньги. Исключая эту игру перекрестных нужд, они оба прежде всего искали в жизни комфорта и дружбы. Химия между Белой Лугоши и Эдом Вудом так очевидна на экране благодаря влиянию Мартина Ландау на меня. Он пробудил мою страсть к актерству, он оживил что-то в моем сердце, что на тот момент умирало. Мартин – мастер. Мастер-ремесленник. Работать с ним – дар. Если бы мы с ним ненавидели друг друга, суть отношений между Эдом Вудом и Белой Лугоши на экране, разумеется, была бы другой. Мартин – не Бела Лугоши, и было так удивительно видеть Мартина  превращающимся в него, становящимся им в тот момент, когда Тим вопит «Мотор!» Я терялся, потому что у меня возникало чувство, что это настоящий Бела Лугоши передо мной, каждый раз!
ММ: Какое чудо заставляло тебя становиться Эдом Вудом на экране? Мы с трудом могли поверить, что это ты, когда ты поместил себя в этот персонаж…
ДД: Легко понять персонаж, если он очень далек от того, чем являешься ты. Чтобы показать Вуда, у меня были фальшивые зубы, которые очень помогли мне забраться в его шкуру. Как только я надевал фальшивые зубы, Эд Вуд становился мной. Эти зубы помогали изменить мою костную структуру лица и давали мне странную котиную улыбку Эда Вуда. Я не боялся трансвестизма, я рассматривал это как еще одну сложную задачу. Именно поэтому сейчас я чувствую все возрастающее уважение к женщинам и трансвеститам из-за того, какая проблема это для мужчины – носить лифчик или нейлоновые чулки, наносить помаду. Трансвестизм – это не выбор, это постоянная борьба! Плюс, ты носишь такие дорогие свитера, но ты более не вдыхаешь кислород – ты вдыхаешь ангору. Я думаю, что ему нравилось одеваться, как женщина, чтобы почувствовать себя ближе к ним.
ММ: Если бы ты не сыграл Эдварда Руки-ножницы в фильме Тима Бертона, как ты думаешь, ты смог бы сыграть Эда Вуда? Изображение таких сложных личностей требует идеального союза с парнем, который режиссирует…
ДД: Самой важной вещью между режиссером и актером является доверие. Это самая главная вещь, которую вы должны выработать. Его не дают – ты должен заработать его. Тим Бертон выиграл мое доверие на площадке «Эдварда Руки-ножницы», а я – его. Без нашего общего доверия, той силы, что оно дает, я бы не смог сыграть Эда Вуда, вероятно. Даже хотя мы много говорили о персонаже до начала съемок, Тим Бертон понятия не имел, что я собираюсь делать перед камерой после первого щелчка хлопушки. И с того самого моменты он дал мне абсолютное, слепое доверие. Ты можешь только своим нутром играть в подобную игру.
оригинальный текст

Его ответ был, конечно же, "на отстань". Какова бы ни была причина того, что Тим не хочет заканчивать документальный фильм о своем кумире, который очень любил его и Джонни, очень жаль, что он не сделал и не делает этого.
Винсент Прайс был одним из самых важных людей в жизни Тима. Он был первым, кто поддержал молодого аниматора, дав ему опору для создания "Винсента". Вполне возможно, что поддержка была не только моральной. Когда Винсент познакомился с Тимом, он был очень воодушевлен и возбужден талантом и личными качествами Бертона. Об этом рассказывает дочь Прайса.
Ситуация была такой, как у Эда Вуда и Беллы Лугоши. Винсент был на закате карьеры, Тим - страстно желал снимать свои проекты.
Однако, Тим отказал Винсенту Прайсу в озвучке роли в "Кошмаре перед Рождеством". У Винсента умерла жена, и его голос был слишком скорбным, что не удовлетворило Тима Бертона. Это рассказал Генри Селик.

Говорит Тим Бертон:

"Бэтмен возвращается" вышел летом 1992 года. Снимать "Эд Вуд" начали 5 августа 1993 года. И в этот промежуток, длиной менее чем в год, Тим сумел присмотреть проект, подготовить его и начать снимать. Учитывая, что сценарий писали уже после того, как он заинтересовался темой. Тим очень быстро подготовил фильм, учитывая, что ему пришлось несколько месяцев потратить на уже готовый к съемкам материал, из-за отказа первоначальной студии Columbia Pictures. Непосредственно перед началом съемок, студия отказалась от сотрудничества с Бертоном в этом проекте. А уже прошли цветопробы.
После отказа Тим предложил проект другим студиям, и не найдя понимания, обратился к своим знакомым на киностудию Уолта Диснея. Там проект взяли, и в начале августа Тим приступил к съемкам на Touchstone Pictures.
Джонни Депп, ожидая съемок в "Эде Вуде", отклонил несколько предложений.