Рэнго видит гольфкар с кинопремиями, которые принимает за те самые алебастровую повозку и золотых стражников. И наконец он видит Духа Запада – Клинта Иствуда. Согласно мифу текста фильма (пояснения есть на официальном сайте вильма), Дух Запада каждому является тем, кто необходим для познания себя каждому перешедшему на иную сторону. Это самая важная сцена фильма, посему будет уместно привести диалог Духа Запада и Рэнго целиком.
ДЗ: - Иногда тебе нужно копнуть глубже, чтобы найти то, что ты ищешь. Так ты сделал это?
Р: - Это небеса?
ДЗ: - Нет. Если бы это были небеса, мы бы были в пабе с Ким Новак.
Р: - Да, точно. А что ты делаешь здесь?
ДЗ: - Ищу. Так же, как и ты.
Р: - Я не знаю больше, чего я ищу. Я даже не знаю, кто я есть. Они называли тебя человеком без имени.
ДЗ: - В наше время они дадут имя чему угодно. Не важно, как они называют тебя. О человеке судят по поступкам.
Р: - Но мои поступки только все испортили. Мои друзья верили в меня. Им нужен был какой-нибудь герой.
ДЗ: - Тогда будь героем.
Р: - О, нет! Нет! Ты не понимаешь! Я не должен был быть здесь!
ДЗ: - Верно. Ты прошел долгий путь, чтобы найти это. Неужели ты не понимаешь, что дело не в тебе, дело – в них.
Р: - Но я не могу вернуться.
ДЗ: - Не думаю, что у тебя есть выбор, сынок. *Иствуд рисует на стекле гольфкара прямоугольник – символ киноэкрана, в котором видим Рэнго* Никто не может избежать своей собственной истории.
О чем этот диалог? В 2008 году в жизни Джонни произошел переломный момент, совпавший со съемками фильма об американском супергерое из простого народа Джоне Диллинджере. Судя по всему, в жизни Джонни произошел надлом. Он снимает со своих рук и шеи многочисленные «фенечки», посвященные своим детям, которые до этого носил не менее 5 лет почти постоянно, и делает татуировку с тройной формулировкой из романа Джеймса Джойса «Портрет художника в юности» - Молчание, Изгнание, Хитроумие. Если прочесть абзац с этими словами из романа, то суть цитаты сводится к следующему: «Я не буду больше служить тому, во что я больше не верю, и неважно, как оно себя называет – моим домом, моей родиной или моей церковью». Джонни не смог больше служить. Рэнго тоже служил шерифом, служил героем. И Джонни служил героем. Он не жил для себя. Он жил, отчаянно пытаясь соответствовать представлениям нормальности для публики, для родных. Ему «дали имя», и с этим «именем» он жил. Иствуд, актер, чьи роли в экспериментальных вестернах Леоне долго не хотели признавать, а впоследствии занесли в сокровищницу классики мирового кино, помог своему «сыночку» - маленькому актеру, у которого не получается быть супергероем, как бы отчаянно он ни пытался им быть в угоду ИМ, публике. В угоду людям, но не себе. Неудивительно, что именно образ Диллинджера сломил Джонни. Джонни в его образе, голыми руками заламывающий гигантских накаченных охранников, настолько же смешон и нелеп, как Рэнго с упавшей кобурой перед дуэлью с огромным вараном. Людям нужен был герой, и он был героем для них. Но, пройдя через унижения, он приходит к пониманию того, что быть НИКЕМ он больше не может. Ибо настало время быть собой. Играть для себя и жить для себя.